<epigraph>Джозеф Редьярд Киплинг / Joseph Rudyard Kipling; 1865—1936)</epigraph>
Воин каменного века, дикий предок человека,
Знаю я, что значит удаль, кровь и страх,
Ради окороков дымных в племенных я славил гимнах
Мой народ при пламенеющих кострах.
Мы охотились на льдинах в теплых шкурах лошадиных
На заре доисторической весны,
И торосами сверкая, громоздилась ввысь Бискайя,
Толпы гномов населяли наши сны.
Но в стихах моих изъяны мой соперник постоянный
В солютрейскую эпоху отыскал, –
Был заколот пустомеля вместе с парнем из Гренеля,
С тем, что мамонтов на скалах высекал!
Топором из диорита голова у них обрита,
Псы наелись, мясо с ребер ободрав.
В амулет связал я зубы и от крови вытер губы:
Кто осмелится сказать, что я неправ?
Но себя я смехом выдал: со столба сошел мой идол
И приснился мне гремящим по лесам:
«Никакой канон не тесен для дикарских наших песен,
А сто первый или первый – думай сам!»
Тут, облекшись плотью белой, ослабелый, оробелый,
Перенесся в Лондон я, покуда спал,
Подшутить решило Время: в поэтическое племя
Я, шагнув через столетия, попал.
По-пещерному сердиты здесь коллеги-троглодиты,
Задирающие зубра на снегу,
Сжеван автор, не растрогав толстосумов аллоброгов
В свайных хижинах на бернском берегу.
В христианский век ученый здесь для битвы утонченной
Не жалеют кулаков, ногтей и стрел,
Над невыдубленной шкурой бездарь хвалится культурой,
А в дубильном деле не поднаторел!
Но при всем при том правдиво, что садов британских диво
Без трудов произрастает в Катманду:
Мир пестреет, не скудея, и «ламбетского злодея»
В Мартабане бы не предали суду.
Эту мудрость поколений я впитал, когда олени
На Монмартре разбредались по лесам:
«Никакой канон не тесен для дикарских наших песен,
А сто первый или первый – думай сам!»