Персональная страница
Романа Дубровкина

Elle siège, croisant d'une immobile étreinte
Un bras nu sur les seins verts spiralés d'or fin
Et cambre au bord du thrône où rêve le dauphin
Sa peau de lune froide et d'air nocturne peinte.

D'un long ruban d'iris sa chevelure est ceinte
Où dort le croissant clair sur le disque divin,
Ses yeux purs abaissés réverbèrent sans fin
L'incolore nombril comme une étoile éteinte.

Elle tient dans ses doigts extatiques et bleus
Au pli vierge du sexe un lotus fabuleux –
Et deux tiges de lys qui sortent des aisselles

Glissent le long du corps leur geste divergent
Toucher dans le reflet des nuits universelles
Le marbre où sont fléchis ses pieds ornés d'argent.

En vos prunelles iridées
Matutinal s'évanouit
Le tourbillon des sens de nuit,
L'essaim des bêtes mal bridées,

Chimères de gueules qui font
Tresse aux tiges sous les corolles,
De fantastiques flammeroles
En barre sur le ciel profond ;

Griffons d'or aux ailes de sable
Au vol éployé sur l'écu
Parmi les lys ayant vécu
Dans le seul songe efflorissable;

Poissons de sinople et d'argent
Eclos en torses de sirènes;
Licornes bronchant sous les rênes,
Et, la pointe à terre, chargeant;

Stryges dont le pied sec s'empierge
De népenthès et de lys d'eau,
Tout s'envole comme un rideau
Sur une limpidité vierge.

Et, péchés d'aube aux yeux malsains,
Fièvre des cernures livides,
Forme en péril des corps avides
Qu'un vent suspend au cap des seins;

Double rêve qui s'écartèle
De pourpre dans l'or du blason,
La fuligineuse toison
Brochant sur l'étreinte immortelle,

S'apaisent. Mais l'étrange essor
Psychique étend son envergure
Innombrable où se transfigure
Un vol d'images sur champ d'or.

Et l'aube fait fleurir idées
Le tourbillon des sens de nuit
Qui s'éclaire et s'épanouit
En vos prunelles iridées.

Le Satyre, Amour roux qu’il créa dieu des dieux,
L’a repris pour soi-même et le porte à la tombe
Cadavre, mains d’où la clarté gouttèle et tombe
Et qui livrent la lyre au vent mélodieux.

Il creusera la fosse à l’ombre d’un vieux arbre
Près d’une source, où les nymphes d’eau souriront.
Le soir, l’une viendra s’y défleurir le front,
Et, tendre pour le Mort, couronnera son marbre.

Alors, penchant les mains sur les joncs palpitants,
Pan verra luire au ciel merveilleux des étangs
Un pays pur de lune et de laiteux mystère

Et la nuit sous les bois est de si triste argent
Qu’il pensera rêver tout au coeur de la terre
L’âme, parmi prés d’asphodèles, songeant.

D'une main si triste mouvante
Où chatoie un éventail noir
Avec ces plumes au miroir
Une invisible Eve s'évente.

Les yeux mi-fermés elle invente
Un cygne sur un lac du soir
Elle sent monter et déchoir
Une aile en silence rêvante

D'où s'effile vers ce tableau
Légère d'ombres et de rêve
Une fin de plumes sur l'eau

Ou l'ombre invisible d'une Eve
Qui d'un grand geste épanouit
Le vaste éventail de la nuit.

Le burg monstrueux d'ombre et les tours surplombantes
Usurpateurs de l'épouvantement des vents
Ecoutent dans l'effroi des ténèbres tombantes
Les Héros fils de Dzeus et les dieux survivants
Conquérir la montagne aux cris des corybantes.

Venus des eaux, des bois, des prés bleus, des étangs,
Des brises, descendus des cieux, montés des vagues,
Ils marchent à l'assaut des hautes portes vagues
De la Nuit romantique et du Songe et des Temps.

Ils marchent, éblouis, couverts de lumière, ivres
De fondre à leur soleil les neiges et les givres
Et d'enfoncer le jour dans le mur crevassé;

Et voici qu'au-dessus des armes et des torches,
Beaux, et foudroyant d'or le noir deuil du Passé,
Les aigles blancs passent à travers les grands porches.

<kolonka>

В спиралях золотых приподнятые груди,
Сидит недвижная, и стан ее худой
Над троном выгнулся, где брызгает водой
Дельфин, лоснящийся, подобно лунной груде.

Витые волосы вздымаются в запруде
Сплетенных ирисов, и месяц молодой
Серпом венчает лоб, пупок дрожит звездой,
И взор потупленный открыт любой причуде.

На складке девственной, томительно жесток,
Хмельного лотоса раскинулся цветок,
Тугими пальцами до исступленья стиснут.

Две тонких лилии зажаты под плечом:
К ногам, к сандалиям вдоль тела стебли виснут,
Вселенской полночи очерчены лучом.

Светлы, как радужные дали,
Твои рассветные глаза:
Тревог рассеялась гроза,
Ночных зверей мы обуздали –

Толпу финифтевых огней
Над шлемами резного стебля,
Чьи коконы, листву колебля,
На фоне тьмы еще красней,

Грифонов златокрылых стаю
На геральдических щитах,
Парящую в одних мечтах,
Где среди лилий я плутаю,

Где под зеленою водой
Серебряным сиренам внемлю –
Там, упираясь, роют землю
Единороги под уздой.

В кувшинковых скрещеньях белых
Вампиров когти сращены, –
Но и они пропасть должны
Девизом стран поголубелых,

Там очи утренних грехов
В коронах страстной лихорадки
Твердят, что миг слиянья краткий
На гребне жадных тел пухов.

Раздвоен мехом горностая
Недавний сон, тускла резьба
Четверочастного герба, –
Бессмертья перевязь витая

Ослаблена, но сонм идей
Парит в диковинном полете:
На разграфленной позолоте
Виденья чертит чародей,

Играя ликами медали,
Тревог полночная гроза
Рассеялась, – твои глаза
Светлы, как радужные дали.

Бог чувственной любви, сатир рыжеволосый,
В котором высшее ты видел божество,
Унес к себе твой труп, пока из рук его
Сладкоголосых лир еще сочились росы.

Он яму выроет под деревом большим
У чистого ключа, где нимфа ночью звездной,
Собрав цветы со лба, украсит мрамор слезный:
Улыбчив будет ключ, а плач – неиссушим.

Склонясь над тростником, податливым и смуглым,
Увидит древний Пан в озерном небе круглом
Виденья млечные на лунном берегу,

И душу – в глубине земли первоначальной
На асфоделевом беспамятном лугу,
Настолько будет ночь серебряно-печальной.

Чернея в глубине зеркал,
Раскрылся веер полукругом,
Мелькнул в молчании упругом,
В руке у Евы засверкал.

Ей лебедь у озерных скал
Привиделся, и друг за другом,
Подобно оперенным дугам,
Забились крылья, заплескал

Властитель тайн, – полузакрыла
Глаза невидимо она,
Вода сомкнулась чернокрыло:

Не Ева – тень ее одна –
Колышет, сумрака жесточе,
Волнообразный веер ночи.

Во тьме, владычице раскатов гробовых,
Литыми башнями полночный свод распорот,
Героям и богам, оставшимся в живых,
Повелевает Зевс обрушиться на город,
И корибантов крик гремит на мостовых.

Жильцы лугов и рощ, жильцы озер и прочей
Природной влажности, где жизнь еще чиста,
Жильцы небес, должны взломать они врата
Мечты, и Вечности, и Романтичной Ночи.

Лучами опьянясь, шагают на врага,
Чтоб солнцем растопить вершинные снега,
Лазурный день несут бессветному пролому.

И там, где факелы бессильны против мглы,
Сжигая темный страх и траур по Былому,
К бойницам белые слетаются орлы.

</kolonki>